USA

11:26AM Friday, Mar 18, 2005

Черт бы побрал тех умников, что оснастили Квинс запутанной нумерацией улиц. 34-я стрит, тут же рядом 59-я авеню, да еще номерные "роудс" коварно попадаются по ходу следования и какие-то совсем уже несуразные "плейс", тоже под номерами. Поговаривают, что этот лабиринт придумали поляки, но, полагаю, нехорошо клеветать на уважаемую нацию, давшую миру Коперника и Шопена. Из-за запутанной нумерации я минут на сорок, а то и на час, дольше добирался до Джексон-Хайтс, где в типовом субсидированном доме живет Давид Вайнштейн. То есть я самым неприличным образом опоздал.

Я на своем журналистском веку взял сотни интервью у самых разных людей. Интервью с Давидом оказалось одним из самых изнурительных и нервных. Нет-нет, он отличный рассказчик, память у него для 90 лет просто отменная. И судьба интересная. Но постоянным рефреном звучала одна ужасная для любого репортера фраза: "Ты об этом не пиши, это я только для тебя рассказываю". Таким образом, рассказ Давида состоял из двух параллельных "текстопотоков". Один – парадный, подлакированный, десятки раз обкатанный на публике. Другой – сочный, с яркими деталями и образами, чрезвычайно посему любопытный. Я решил черпать не только из первого потока, но и из "запрещенного", иначе вы, друзья, не почувствуете аромат жизни такой выразительной личности, как Давид Вайнштейн. Ну, а если Давид обидится (надеюсь, все-таки нет), то я просто еще лет 30 не буду к нему приближаться на расстояние пистолетного выстрела. Именно столько лет ему желали гости его веселого и эмоционального юбилея, который 28 января состоялся в ресторане "Escape" в Нью-Джерси. А раз столько хороших людей хотят долгой жизни любимому ими человеку, так тому и быть.

На том банкете я не был, но видеопленку торжества получил и проникся атмосферой постановочного еврейско-цыганского загула, впрочем, довольно чинного и мирного, в рамках приличий. Там ходила по залу артистка, пышная брюнетка с голосом Аллы Пугачевой, и хохмила насчет Дубоссар, колхоза имени партийного съезда и прочих далеких и диковинных для Нью-Джерси реалий. Но к юбиляру это имело самое прямое отношение.

Родился Давид Вайнштейн в тех самых молдавских Дубоссарах, в семье винодела, который, помимо вина, умел делать детей. Их в семье было 11, поровну мальчиков и девочек, если не считать Давида, который появился на свет последним. Папа был набожным, и посему Давид в шесть лет отправился в хедер, а в 13 ему сделали бармитцву. Винодел жил богато и привольно по тамошним меркам, но был явно умен, потому что бросил свои виноградники в одночасье в 1930 году, когда его фамилию кто-то увидел в списках на раскулачивание. Семья простилась с Дубоссарами и уехала в Ленинград, где в то время не раскулачивали. Как нормальный еврейский папа, он хотел, чтобы Давид стал доктором или инженером, но тот бредил кинематографом, мечтал о карьере артиста или режиссера.

Прослушивания в ведущие театры города мальчик из Дубоссар провалил с треском, но поступил в Ленинградский институт сценических искусств, где преподавали такие киты, как Сергей Герасимов и Леонид Трауберг. У Трауберга Давид проучился четыре года. Впрочем, уже не Давид, а Дима, Дмитрий. Советская эпоха давила на евреев, заставляла менять имена, если, конечно, еврей хотел сделать карьеру и быть комильфо в коммунистической стране. На выпускной экзамен пришел режиссер Владимир Корш-Саблин и взял юношу помощником режиссера на лирическую комедию "Искатели счастья".

Собственно, профессия была выбрана. Забегая вперед, скажем, что Давид-Дима так и не выбился в артисты и режиссеры, а стал одним из самых востребованных и опытных на "Ленфильме" ассистентов режиссера. Я перевидал их множество, когда приходил в 1970-1980-е годы на советские студии делать репортажи и интервью. Миссия их чисто вспомогательная: обеспечить всем необходимым съемочный процесс, выполнять бездну мелких, но важных поручений всемогущего режиссера. В общем, принеси-подай. Но, как и в любом деле, в киноассистировании находились свои суперпрофессионалы, свои чемпионы, и по закону притяжения работы и ответственности сосредотачивали немалое влияние, заметно выходящее за рамки формальных обязанностей. Одним из таких суперассистентов и был, вероятно, Давид-Дмитрий Вайнштейн.

Слово "вероятно" я употребляю только из осторожности, потому что единственным вещественным доказательством его высокого класса служат, помимо его слов, десятка два фотографий, которые он бережно хранит и любит показывать. На них Вайнштейн запечатлен рядом с великими артистами и режиссерами. Даже если он "подставлял" себя в кадр со знаменитостями, как это делали сотни других ассистентов по жизни, сегодня это уже не имеет большого значения. Сам факт того, что дышал одним воздухом с Бернесом и Жаровым, бегал за ликером для Фаины Раневской, видел, как работают на площадке Гарин и Меркурьев, делают нашего ветерана ценнейшим Свидетелем. Выжить, дожить, сохранить энергию и память, стремиться рассказать людям о памятных встречах – это уже немалое достижение.

Для ассистента режиссера, особенно в советские лукавые времена, критически важно было быть напористым, изворотливым, изобретательным, нахальным, обаятельным, необидчивым, неутомимым. За короткий период общения с нынешним, 90-летним Давидом я убедился, что он сохранил большинство этих качеств. Если ему что-то нужно, печень выест. При некоторой неискоренимой дубоссарской наивности знание человеческой психологии и умение ее использовать потрясающее. Карнеги может отдыхать.

И могу себе представить, каким искрометным живчиком метался в молодые годы помреж Димочка по студийным коридорам, выбивая, выпрашивая, вымаливая, наконец, выжуливая то, что требовалось для фильма и его демиурга-режиссера, для примадонн-актрис и мэтров-актеров. Это мы потом расставляем фильмы по полочкам: вот это классика, вот это класс, а вот это банальный мусор, отходы эпохи. Для мелких сошек "внутри" кинопроизводства любой текущий фильм, на который нанят, важнее и ценнее "Броненосца Потемкина", а если при этом хорошо работается, хорошо зарабатывается и, если склонен, хорошо пьется и любится в кулуарах творческого процесса, то какие-нибудь напрочь забытые публикой "Моя любовь" или "Приятели" (на них работал Давид) остаются в памяти как неувядаемые шедевры.

Но опять же, повторяю, это все уже неважно. А важно видеть перед собой человека в ветеранской пилотке, с горящими глазами, который погружает тебя в давно отснятый фильм под названием "история советского кино", где Николай Черкасов требует повышенного гонорара, а ему не дают, и тогда нанимают Жарова, и он соглашается; где Райкина пробуют на роль короля в незабвенной "Золушке", но ЦК не хочет короля-еврея, и потому Райкина заменяют на Гарина; где режиссеры-постановщики, получив свои немалые тыщи, секретно отстегивали гению-ассистенту негласный гонорар в конверте. Разновеликие фрагменты бытия и осколки быта вспыхивают в памяти неутомимого эмигранта Давида, и ты не можешь не проникнуться уважением к первоисточнику раритетной информации.

Его ракурс ретроспективного взирания на современников – всегда немного снизу, но с огромным уважением и восторгом. Тут недавно вышла книжка одного советского киноведа, который раньше других эмигрировал и сделал неплохую карьеру в Америке. Так вот он с мстительным наслаждением сводит счеты с поверженными львами. У Давида – все с точностью до наоборот. Для колорита приведу кусочек его диалога с Ефремом Гордоном в одной местной газете. Захочешь, а такой восхитительный стиль не сымитируешь. Речь о фильме "Медведь", чеховской экранизации, на которой режиссеру Исидору Анненскому ассистировал Вайнштейн.

"Гордон: – Андровская была необыкновенно красива. На нее, наверное, многие заглядывались.

Вайнштейн: – Еще бы! Ею все были очарованы. А Ливанов и Жаров, между нами говоря, не безуспешно. В разное время. Разумеется, после кончины Николая Баталова – ее супруга".

А затем была война, и Дмитрия-Давида на второй день забрали в армию. Он служил в Четвертом отдельном Краснознаменном батальоне связи Ленинградского фронта. Название это он чеканит с удовольствием. Из классного ассистента получился безотказный и памятливый телеграфист. Давид вспоминает, как закодировал всех генералов и вызывал их по связи в штаб в долю секунды. Дослуживал в Эстонии, где солдатам жилось совсем неплохо в близости богатых и сытых хуторов, если только не изберет мишенью лесной брат, нацистский прихвостень.

С орденом Красной Звезды, живой и невредимый, вернулся наш ассистент Димочка на студию, но там уже пахнуло антисемитизмом. Вот парадокс советского времени! Полкинематографа делали евреи, и до, и после чисток. Кого-то не замечали, кому-то давали продвигаться и лауреатствовать, а кого-то душили и выгоняли. Сюрреалистическая избирательность. Короче говоря, неуютно стало на студии отслужившему юному ветерану. В 1947 году, на "Золушке", он женился на Фире (развелись уже в эмиграции, в 1990-м). Появился на свет Миша, первенец. Вот я его вижу на юбилейной пленке из ресторана "Escape", седоватый, крепкий, заряженный на юмор, мы знакомы с ним и его женой Любой, выпивали и веселились в общей компании. Второй сын, Гарик, галантный плясун и тоже завзятый юморист, тут же на торжестве, рядом с отцом.

Тогда, в конце 1940-х, Давид сделал очень умный и резкий ход, будто предвидел малокартинье и общий застой кино. Он ушел со студии и занялся весьма прибыльным делом. Называется шелкография. Изготавливал трафареты на швейных изделиях, придумывал всякие новшества, стал рационализатором. Скажем, руководству ликероводочного завода предложил наносить таким способом несмываемую этикетку. Быстро разбогател, построил большую дачу в поселке Рощино под Питером, обзавелся трехкомнатной квартирой, "жигулями". По советским меркам отлично упаковался. Чего желать, куды бечь, а главное, зачем?

Но в 1979-м уехал в Америку старший сын, экономист Миша. Как рассказывает Люба, его жена, помог им в этом Михаил Барышников, с которым она училась в Вагановском училище. Миша названивал отцу и брату: мол, бросайте все и приезжайте. Гарик, преуспевавший в автомобильных делах, тоже сомневался. Мастер на станции техобслуживания "жигулей". Не министр, конечно, но место хлебное. И все-таки годом позже уехали все вместе – в Нью-Йорк.

И вот для Давида-Дэвида (теперь уже вновь легализованного по первому имени) наступила новая проверка на выживаемость. Это как новую жизнь начать в 65 лет – без дома и дачи, без машины и связей, а главное, без языка. Я знаю, что многие люди, оказавшись в аналогичном положении, сдаются без боя и остаток дней на чужой земле проводят в состоянии унылой прострации и сетований по любому поводу.

Но не таков Давид Вайнштейн. Четыре раза в неделю ходил в школу учить английский, читал номера машин и вывески для тренировки. Через пять лет уже сносно говорил по-английски. Еще раньше включился в общественную работу по еврейской, иммигрантской линии, стал завсегдатаем клуба им. Высоцкого на Брайтоне, перезнакомился с половиной эмиграции, стал другом и любимцем для очень многих. Ему пишут стихи, шлют подарки, его буквально носят на руках.

Откуда американская пилотка? Ведь не по лендлизу же. История ее появления на голове Давида очень показательна. Сам он уверяет, что является единственным из примерно 30 тысяч ветеранов войны, приехавших в Америку из бывшего Советского Союза, приравненным к американским ветеранам. По всему, в том числе по многочисленным щедрым льготам. В 1991 году в Квинсе проходил митинг в честь победного завершения операции "Буря в пустыне". Давид сфотографировал гостей, в числе которых был сенатор Альфонсо Д”Амато. Снимок нашего ветерана-любителя появился в "Нью-Йорк таймс", ему прислали гонорар – 400 долларов. Не поленился, отправился на прием к Д’Амато дарить снимки. Тот на удивление легко принял Дэвида, любезно расспрашивал, а когда гость сказал, что воевал на фронте, а сейчас занимается ветеранскими делами, сенатор пообещал посодействовать получению им статуса американского военного ветерана. Дэвид думал, что это все было сказано для красного словца, ан нет, через месяц пришла посылка, а в ней удостоверение, униформа и пилотка.

Он не жалеет, что приехал в Америку, бросив нажитое. За 25 лет американской жизни Давид объездил всю страну и еще полсвета, о чем сообщают фотографии на стенах его квартиры с указанием года посещения тех или иных земель. Материально живет он скромно: 660 долларов социального пособия и 20 фудстемпов, причем за квартиру платит 123 доллара. Но у Христа (или у Иеговы) за пазухой не обязательно должно быть медом намазано. И потом, как поется в его любимой песне, "мои года – мое богатство".

"Живу как король, – сказал мне Давид, – наверное, в сто раз лучше тебя".

Лучше – не лучше, но я восхитился атмосферой искреннего обожания, которым был окружен юбиляр на 90-летии. Дети, внуки, мишпуха, друзья. Эту искренность, запечатленную на видеопленке, невозможно сыграть. Красивые девушки и дамы выстроились в очередь и приглашали главного кавалера вечера на танец. Одетый невероятно элегантно в белый костюм, черную манишку с белой бабочкой, тот молодецки перебирал ногами и кружил партнерш без устали. А ведь под манишкой спрятан "пейсмейкер", заполученный тоже из-за излишнего молодечества полтора года назад. Давид без чьей-то помощи в преддверии ремонта двигал мебель в квартире, будто Голиаф, и надорвался. Сын Гарик, теперь уже преуспевший в деле ремонта "мерседесов", образно сравнил медицинскую операцию отца с починкой автомобильного двигателя, который теперь как новенький и может мчаться вперед.

Когда статья была готова, я позвонил Давиду и задал вопрос, который меня тревожил в свете его настойчивых зазываний в гости. Настоящий у него пистолет или нет?

"Да ты что?! Это же игрушечный, внук Пашенька оставил".

Смотрите также: В мире, Бизнес, Общество, Спорт, Искусство, Авто, Hi-Tech, Здоровье, Путешествия, Вокруг света, Россия

Рассылки:
  Новости-почтой
  TV-Программа
  Гороскопы
  Job Offers
  Концерты
  Coupons
  Discounts
  Иммиграция
  Business News
  Анекдоты
Многое другое...